Поиски и блуждания
В 1960 году я поступил в аспирантуру на кафедру теоретической физики Московского педагогического института, которой заведовал Эдуард Владимирович Шпольский. Наверное, я мог бы сказать, что первый год, проведённый в Москве, я использовал для того, чтобы набраться мудрости: я получил пропуск для посещения семинаров в МГУ и использовал его, чтобы приходить на лекции; я слушал профессоров Леонтовича, Власова, Станюковича... У меня был также пропуск в Физический Институт Академии Наук (ФИАН); я посещал семинар Гинзбурга. На семинаре Тамма я слушал выступление Фока, мне посчастливилось даже посмотреть на Нильса Бора, который в ФИАНе рассказывал об обстоятельствах открытия известного всем по школьному учебнику физики «атома Бора». Лекцию переводил Игорь Евгеньевич Тамм, который запнулся на неизвестном ему слове slides, на что зал почти хором подсказал: «диапозитивы».
В общежитии МГПИ я познакомился с Володей Франюком, который сочинял рассказы и собирался стать профессиональным писателем. Он безуспешно поощрял меня к писательству.
***
В Калинине (ранее и теперь Тверь), во Всесоюзном Институте Синтетических Волокон я впервые столкнулся с полимерами, свойства которых мне предстояло изучать в течение многих лет. Вскоре после моего появления в Калинине ко мне заехал мой университетский приятель Витольд Згаевский проездом из Ленинграда, где он три месяца стажировался в Физико-Техническом институте, и нам пришла в голову прекрасная мысль: почему бы ему ни переехать в Калинин. Институт только формировался, и Витольд вскоре появился вместе с женой Светой: жизнь пошла веселее, с шутками и розыгрышами. Витольд играл на скрипке, жена Эрика Пакшвера пела, и однажды было предложено записать её пение в сопровождении Витольдовой скрипки на магнитофон. Представьте её удивление, когда под видом записи её пения мы продемонстрировали заранее подготовленную запись исполнения Обуховой...
***
Мы начали разбираться с литературой по полимерам и знакомиться с исследователями полимеров: с докладами в институт приезжали Георгий Михайлович Бартенев, Георгий Владимирович Виноградов, Сергей Яковлевич Френкель… Мы, то есть Витольд и я, ближе познакомились с Сергеем Яковлевичем Френкелем, сыном известного и очень результативного учёного. Сергей Яковлевич руководил лабораторией теории волокнообразования в Институте Высокомолекулярных соединений (Ленинград) и был заинтересован в сотрудничестве с прикладным институтом. Лаборатория Сергея Яковлевича как бы занималась фундаментальными проблемами, в решении которых был заинтересован наш институт, а мы с Витольдом как бы подключились к работе, которой занималась лаборатория, но действовали самостоятельно. Мы приезжали к Сергею Яковлевичу и демонстрировали ему наши результаты, или, вернее, наши намерения, поскольку результаты были очень скромные. Сергей Яковлевич называл нас светлыми головами города Калинина и давал советы по оформлению:
-- Вы должны преподнести Вашу работу читателям на блюдечке. Мой отец всегда так делал. Под хорошим соусом любую дрянь съедят.
Но мы были молоды и собирались делать хорошие работы. Нетрудно было сообразить, что основой теории формования волокон должна быть теория течения полимерных систем, свойства которых были необычными: при сдвиге вязкость системы уменьшалась, а при растяжении -- увеличивалась, что и определяло возможность формования волокон. Попытка разобраться в проблеме и связала меня с полимерами на многие годы и привела к созданию мезоскопической теории вязкоупругости полимеров.
В то время я, будучи еще совершенно невежественным в полимерной науке, познакомился с Юлием Яковлевичем Готлибом, который уже имел опыт изучения релаксационных процессов в полимерах. Он был доброжелателен и терпел мое невежество… В июне 2010 года на семинаре в Москве мы встретились как старые знакомые, и он сказал:
-- Мне стыдно признаться, но я здесь самый старый. Мне уже восемьдесят.
Несмотря на свои восемьдесят лет, он очень ясно рассказывал о своих работах и добавил:
-- Многое ещё есть, что хотелось бы понять для себя.
***
Чтобы успешно вписаться в работу прикладного, хотя и научно-исследовательского института, молодые и ещё неопытные сотрудники так или иначе должны стремиться связать свою деятельность с основным направлением института, но мне не хотелось углубляться в технологические проблемы, и я стал искать Учителя (с большой буквы) и место, куда бы можно было перебраться из Калинина. В МГУ я слушал лекции профессора Кирилла Петровича Станюковича, в которых он доказывал, что гравитационное поле является полем флуктуаций электромагнитного поля, и решил продемонстрировать ему моё решение небольшой задачи по гидродинамике. Он быстро схватил суть
-- Это Вы разложили, а здесь получилось.
Потом он поинтересовался, где я работаю, и сказал
-- Переходите к нам, это в три раза ближе к Москве, а, если брать в кубе, то на целый порядок.
И отослал к заместителю директора института, где он организовывал теоретический отдел. Зам. директора сказал, что неясно смогут ли они прописать, дать жильё... и заключил:
-- Кирилла Петровича я очень уважаю как учёного, но в этих делах… он ничего не понимает.
Потом Кирилл Петрович меня утешил
-- Ничего, должен же кто-то заниматься и технологией.
В конце концов, мне удалось пристроиться в Филиал Института химической физики АН СССР.
В 1960 году я поступил в аспирантуру на кафедру теоретической физики Московского педагогического института, которой заведовал Эдуард Владимирович Шпольский. Наверное, я мог бы сказать, что первый год, проведённый в Москве, я использовал для того, чтобы набраться мудрости: я получил пропуск для посещения семинаров в МГУ и использовал его, чтобы приходить на лекции; я слушал профессоров Леонтовича, Власова, Станюковича... У меня был также пропуск в Физический Институт Академии Наук (ФИАН); я посещал семинар Гинзбурга. На семинаре Тамма я слушал выступление Фока, мне посчастливилось даже посмотреть на Нильса Бора, который в ФИАНе рассказывал об обстоятельствах открытия известного всем по школьному учебнику физики «атома Бора». Лекцию переводил Игорь Евгеньевич Тамм, который запнулся на неизвестном ему слове slides, на что зал почти хором подсказал: «диапозитивы».
В общежитии МГПИ я познакомился с Володей Франюком, который сочинял рассказы и собирался стать профессиональным писателем. Он безуспешно поощрял меня к писательству.
***
В Калинине (ранее и теперь Тверь), во Всесоюзном Институте Синтетических Волокон я впервые столкнулся с полимерами, свойства которых мне предстояло изучать в течение многих лет. Вскоре после моего появления в Калинине ко мне заехал мой университетский приятель Витольд Згаевский проездом из Ленинграда, где он три месяца стажировался в Физико-Техническом институте, и нам пришла в голову прекрасная мысль: почему бы ему ни переехать в Калинин. Институт только формировался, и Витольд вскоре появился вместе с женой Светой: жизнь пошла веселее, с шутками и розыгрышами. Витольд играл на скрипке, жена Эрика Пакшвера пела, и однажды было предложено записать её пение в сопровождении Витольдовой скрипки на магнитофон. Представьте её удивление, когда под видом записи её пения мы продемонстрировали заранее подготовленную запись исполнения Обуховой...
***
Мы начали разбираться с литературой по полимерам и знакомиться с исследователями полимеров: с докладами в институт приезжали Георгий Михайлович Бартенев, Георгий Владимирович Виноградов, Сергей Яковлевич Френкель… Мы, то есть Витольд и я, ближе познакомились с Сергеем Яковлевичем Френкелем, сыном известного и очень результативного учёного. Сергей Яковлевич руководил лабораторией теории волокнообразования в Институте Высокомолекулярных соединений (Ленинград) и был заинтересован в сотрудничестве с прикладным институтом. Лаборатория Сергея Яковлевича как бы занималась фундаментальными проблемами, в решении которых был заинтересован наш институт, а мы с Витольдом как бы подключились к работе, которой занималась лаборатория, но действовали самостоятельно. Мы приезжали к Сергею Яковлевичу и демонстрировали ему наши результаты, или, вернее, наши намерения, поскольку результаты были очень скромные. Сергей Яковлевич называл нас светлыми головами города Калинина и давал советы по оформлению:
-- Вы должны преподнести Вашу работу читателям на блюдечке. Мой отец всегда так делал. Под хорошим соусом любую дрянь съедят.
Но мы были молоды и собирались делать хорошие работы. Нетрудно было сообразить, что основой теории формования волокон должна быть теория течения полимерных систем, свойства которых были необычными: при сдвиге вязкость системы уменьшалась, а при растяжении -- увеличивалась, что и определяло возможность формования волокон. Попытка разобраться в проблеме и связала меня с полимерами на многие годы и привела к созданию мезоскопической теории вязкоупругости полимеров.
В то время я, будучи еще совершенно невежественным в полимерной науке, познакомился с Юлием Яковлевичем Готлибом, который уже имел опыт изучения релаксационных процессов в полимерах. Он был доброжелателен и терпел мое невежество… В июне 2010 года на семинаре в Москве мы встретились как старые знакомые, и он сказал:
-- Мне стыдно признаться, но я здесь самый старый. Мне уже восемьдесят.
Несмотря на свои восемьдесят лет, он очень ясно рассказывал о своих работах и добавил:
-- Многое ещё есть, что хотелось бы понять для себя.
***
Чтобы успешно вписаться в работу прикладного, хотя и научно-исследовательского института, молодые и ещё неопытные сотрудники так или иначе должны стремиться связать свою деятельность с основным направлением института, но мне не хотелось углубляться в технологические проблемы, и я стал искать Учителя (с большой буквы) и место, куда бы можно было перебраться из Калинина. В МГУ я слушал лекции профессора Кирилла Петровича Станюковича, в которых он доказывал, что гравитационное поле является полем флуктуаций электромагнитного поля, и решил продемонстрировать ему моё решение небольшой задачи по гидродинамике. Он быстро схватил суть
-- Это Вы разложили, а здесь получилось.
Потом он поинтересовался, где я работаю, и сказал
-- Переходите к нам, это в три раза ближе к Москве, а, если брать в кубе, то на целый порядок.
И отослал к заместителю директора института, где он организовывал теоретический отдел. Зам. директора сказал, что неясно смогут ли они прописать, дать жильё... и заключил:
-- Кирилла Петровича я очень уважаю как учёного, но в этих делах… он ничего не понимает.
Потом Кирилл Петрович меня утешил
-- Ничего, должен же кто-то заниматься и технологией.
В конце концов, мне удалось пристроиться в Филиал Института химической физики АН СССР.